1993. Строки из письма Бориса Емельяновича Деревского – нашего брата Бори
«…расскажу тебе, как я "давал интервью" корреспонденту "Литературной газеты" в 1972 году. Оно было напечатано в "Литературке" в летних номерах газеты в 1972-м году. Я ему сказал, что отказываюсь что-то рассказывать, пока он не даст слово, что напишет то, что я ему расскажу. Он дал честное слово и сдержал его. После этого я рассказал ему всё о Емельяне Константиновиче. Рассказал ему то, как Отец учил нас, мальчишек, мужским ремеслам, научил держать в руках молоток, пилу и всё то, что присуще мужским рукам.
Он тоже удивился тому, что всё пишут только о Матери. Я ему сказал о том, что мы все Деревские и все Емельяновичи. А это значит, что была не "однобокая семья…" Я не умалял заслуг Матери, но осветил ему и роль Отца. Именно ему я обязан своей профессией. Никогда не забуду деревянный чемодан, который Отец смастерил собственноручно. Это был образец столярного искусства. Все годы обучения в Киевском геолого-разведывательном техникуме я не расставался с ним. Был он со мной и в Армении. И только в Гомельском радио техническом училище я его заменил, настоящим - фабричным. Но это уже было не то.
А сапоги, которые он сшил для ребят! Вот когда мне кругом говорят: мама, мама, мама - у меня в душе поднимается волна протеста. Я как-то Лиде сказал об этом. Но она меня обвинила в неблагодарности, мы с ней чуть не поссорились.
Может я в чем-то и не прав. Мать для многих была примером. Да вот только никто не принял от неё "эстафетную палочку" - никто не взялся за такое трудное дело. Конечно, в наше время никто и не допустил бы до этого. Мне очень трудно приходится, когда я объясняю мотивы её поступка. Рассказываю о том, как она воспитывала нас. Вся беда в том, что я попал в дом Деревских уже "в возрасте". Мне было десять лет, и я знал, что такое мать и чтил память об умерших родителях…
… Надо отдать должное Вале большой - она больше всех из нас знает отца и мать…»
«...Когда-то матери предсказал один "провидец": "Её слава и почёт в воспитании чужих детей". Это было на заре её юности. Я это признание запомнил, так как оно было высказано при мне соседке монашке, которая жила в Ромнах и дружила с матерью…»
«…Да, ты меня огорчила. Под впечатлением о кончине Мити (Дмитрия старшего) нахожусь и сейчас. И его частица во мне. Мне повезло, что я несколько лет был его воспитанником. Да, да! Именно он меня и Митяя направлял на путь истины. Какой он был терпеливый! И что мы только не выделывали! Он всегда терпеливо разъяснял, что мы наделали. "Читал мораль", как выражался Митяй (Митя младший). Что меня больше всего сейчас поражает - ни разу не ударил. Не унизил физической расправой. От него у меня неприязнь к людям, которые бьют своих детей, людей физически слабее их. Своих детей я не трогал. Хотя и были моменты…
Как хотелось Митю увидеть в последние годы! Далеко друг от друга разъехались мы. События последних лет сделали невозможным общение с теми, кто в других республиках…
г. Киев, 29.12.93 г.»