2006, Воспоминания Валентины Емельяновны Потехиной (Деревской), нашей сестры Вали (большой)

«…Семейный уклад.
Годы войны были для семьи Деревских, как, впрочем, и для всех людей в стране, самыми тяжелыми: большое физическое напряжение, лишения, постоянная головная боль о том, чем накормить детей… Супруги продавали и выменивали на продукты всё, что было приобретено ими до войны: ценные вещи, дорогие отрезы тканей, выходные костюмы и платья. Емельян отдавал жене всю не слишком большую зарплату, а на вопросы её: «Что на этот раз можно отвезти на толкучку?» - отвечал одно и то же: «Что посчитаешь нужным». Оба остались при одном – единственном платье.

Емельян давно смирился с ростом семьи, зачастую несогласованным с ним; он понимал, что у жены возникали ситуации, требующие неотложных, моментальных решений, а ему приходилось неделями находиться на работе. Отсюда и в домашней жизни разрешением всяческих бытовых вопросов пришлось заниматься одной Александре. Но теперь, хотя семья и увеличивалась, у неё были под рукой старшенькие дети, способные сделать значительную домашнюю работу.

Девочки учились готовить пищу, ухаживать за малышами, убираться в доме. Мальчики ухаживали за козами и коровами, носили воду, ходили в лес за сухим валежником.

Труд в семье был главным фактором для нормального существования; все понимали, что трудиться, бесспорно, необходимо, ибо от этого зависит положение семьи. Александра могла спокойно отправляться в походы к начальству соседних и своего районов со своими хлопотами. Часто она брала с собой и Валю, но та ходила медленно… Валю заменили мальчики – Гена и Коля; они были расторопнее и физически крепче, могли нести продукты, полученные мамой Шурой в окрестных селах.

Начальство близлежащих районов по мере скудных достижений своих колхозов всегда выделяло семье какие-то продукты, хотя и понемногу; а в дальних, более состоятельных колхозах выделяли Деревским даже коня с телегой, чтобы привезти муку или картошку. Но для многолюдной семьи этой помощи было, всё же, недостаточно.

Однажды им подарили полную флягу сметаны и каравай хлеба. На середине пути Александра сделала привал, «Чтобы отдохнула лошадь». Пока та накинулась на траву, ходоки – Николай, Гена и Валя уселись вокруг фляги. Мать разделила между ними половинку каравая, достала, не весть, откуда взявшуюся ложку, и стала угощать помощников крутой, загустевшей, как масло, сметаной. Сколько возникло воспоминаний у мальчиков! Они рассказывали, как дома, когда дома были ещё родители, они сами сбивали сметану в масло, как незаметно слизывали сбивки масла, обвиняя после в этом грехе кошек! Валя вообще впервые узнала вкус сметаны. Эта поездка запомнилась ей на всю жизнь. Она с интересом слушала рассказы мальчиков, которые познали в своей жизни больше сложного, трудного, но интересного, чем она.

Они могли пасти и запрягать лошадей, ездить на велосипеде, могли заменить дома родителей, пока те были на работе. Александра тоже с большим интересом узнала о прежней жизни мальчиков. В тот вечер в доме был праздник: вечер сметаны; напекли лепешек, макали их в растопленную сметану, наелись досыта за много месяцев.

На другой день мальчики понесли лепёшки и сметану в Яблоневый овраг – Емельяну; они не страшились дальнего пешего пути, вдвоём было интереснее, дорога поддавалась незаметнее. Емельяна следовало называть папой; ведь все будут записаны на его фамилию, - так сказала мама Шура, безоговорочно выполнять все его требования и просьбы, если надо, то и помогать ему. Этот дом он строил сам для детей, он так и сказал: «Большому дому – большая семья».

Емельян со своей стороны напутствовал о непререкаемом послушании. «Что скажет мать, - для всех это закон». Он не принимал жалоб потерпевших наказание от матери, всегда строго спрашивал жалобщика: «Тебя хорошо наказали или плохо?» Естественно наказанный отвечал: «Плохо», имея в виду обиду. Тогда Емельян строго приказывал: «Мать! В следующий раз наказывай лучше!» И все, огорошенные таким результатом, прикусывали языки.

Емельян также не принимал жалоб на уличных обидчиков – сверстников, он отвечал: «А ты почему позволил ударить себя и не отплатил тем же? У тебя кулаков, что ли, нет, или ты из соломы сделан? Первым не задирайся, но и не будь размазнёй!» Деревские не ходили в чужие семьи разбирать скандалы и драки между детьми...

«Диссиденты»
…с приходом в семью Гены, Коли и Митяйки ровный баланс взаимоотношений стал слегка нарушаться. Мальчикам не совсем по душе показался режим и установка бытия в доме; они привыкли к вольной жизни, - ходить, куда и сколько хочешь, делать, что надо лично тебе. А здесь всё время надо было отдавать семейным проблемам, забыть о своих личных увлечениях и желаниях гулять лишь по лесу, и то смотреть за младшими и успевать наготовить травы скоту или дров.

Всё работа, да работа, погулять некогда: зимой учёба, домашние задания; летом заготовки на зиму, да уход за огородом. Они пришли к выводу, что работы много от того, что в семье много детишек, а мама Шура «пашет» с ними одна.

А вот отец почему-то больше живёт на работе, чем дома. А и когда дома, то спит отдельно от матери, в своей спальне, там ещё кровать для Вальки стоит. «Так они с мамой Шурой - муж с женой или нет? А, если нет, то почему это надо слушать отца и подчиняться ему?» «Никогда нельзя на улице с пацанами поиграть. А давай делать так: что прикажет делать, мама Шура, - сделать свою долю и всё. Вот будет прополка, так разделить огород на равные делянки, и пусть полют все старшие – каждый – свою долю. Или носить из лесу дрова: всем поровну охапок; Или там нарывать травы, - тоже все пускай поровну рвут и носят. А то Валька пристроилась всё время с пацанятами проводить, А Марийка – знай себе, на кухне толчется с посудой да полом, а мы паши на всех…» «А ты, Ген, заметил, что у мамы Шуры любимчики? Она их жалеет, не ругает, не заставляет ничего делать». «Кто?» - «Да та же Валька: подумаешь мамина правая рука, - всеми командует». «Да вот ещё Лидка, - притворяется слабенькой, чтобы не работать. А Витька – духовошник? Так и бегает за мамой; она его больше всех любит, лучший кусочек ему суёт всегда. А он про всех ябедничает, Ты присмотрись».

Такие роптания стали оборачиваться частичным саботажем. В огороде оставались не прополотыми несколько полосок, травы и дров заметно поубавилось. На непонимающий взгляд Александры ребята отделывались угрюмым молчанием, так что она предположила, что они заболели. Так продолжалось, пока не вернулся в субботу вечером Емельян. Обойдя огород, не увидев нужного корма в сарае и нарубленных на завтра дров, он спросил у жены, в чём дело. «Да старшие мальчики приболели, а с младших много ли взять? Я вот ужин сварю, да выйду сама с тяпкой в огород, а ты с остальными сходи в лес, наруби сушняка: а они принесут». Емельян удивился: «Приболели? Что-то не похоже: вон за калиткой на улице как гоняют с товарищами в пятнашки; я шёл мимо, так чуть меня не сбили с ног».

Вечером, усадив за стол всех старшеньких, Емельян предложил объяснить новое положение. Оба старших – Геннадий и Николай, а за ними Митяйка честно ответили, что они «свою долю отработали». А что всего получилось мало, то пусть и другие делают свою долю. Нависло тяжелое молчание. Емельян всё понял. «Что ж, мать, надо делить всю работу по хозяйству и дому на доли. Полы мыть, посуду тоже, стены белить – всё дели на доли. И главное: кушать пусть каждый готовит себе сам. А лучше, если недовольных отправить в детский дом: там их работать не будет никто заставлять. Но и кушать тоже не всегда придётся, ибо старшие воспитанники отбирают у более слабых, даже у малышей, хлеб или второе блюдо. Так что мы не держим у себя насильно никого, не хочешь трудиться, иди по дворам просить кусочки, потому что жизнь так учит: «Кто не работает, - тот не ест».

Предложение Емельяна было неожиданным, оно свалилось, как снег среди жаркого лета; мальчики опустили головы. Николай пробурчал: « А Вы чё у нас командуете, директор, чё ли?» Александра ответила: «Вы живёте в его доме, пришли к своим младшим братьям и сёстрам. Мы вас приняли, как родных. А слуг нам не дают, у нас и денег нет платить слугам. Надо заботиться о доме и хозяйстве самим. Только тогда будем жить хорошо. Вы подрастёте, уйдёте учиться; на ваше место встанут младшие, они тоже будут помогать. Их отцы на фронте, - кто о них позаботится, если не мы с вами? А что, побираться, ночевать, где попало и ходить в лохмотьях со вшами лучше? Емельян закончил беседу: «Идите и подумайте об этом разговоре». С этим и улеглись на ночной отдых.

А утром, едва рассвело, поднявшись доить корову и коз, Александра увидела, что троих старших мальчишек на постелях не было. Ёкнуло сердце: неужели подались бродяжничать? Что ж не будешь удерживать верёвкой, как знают. Разбудила Емельяна. Тот вышел во двор, в огород, - никого. Пошёл на огород, в дальний конец, упирающийся в лес, и обнаружил, что огород прополот весь, до последнего рядка, а бурьян в кучках на месте. Подойдя к лесу, заметил три фигуры. Двое тащили по несколько сухих стволиков валежника, а третий нёс на спине чем-то туго набитый мешок. Это были Геннадий, Николай и Митяйка с дровами и травой. Увидев Емельяна, смущенно остановились. «Молодцы, ребята, а то мы с матерью собрались за дровами и травой; нам же тоже надо свою долю сделать». Ребята шмыгнули носами: «Мы, это…В общем, никаких долей не надо; нам всё понятно; мы сболтнули вчера лишнее, не подумав. Мы никуда отсюдова не пойдём; если надо, будем по ночам даже всё делать…» «Только вы с мамой Шурой не обижайтесь. Ладно?» «Ладно; я вчера ничего такого не слыхал, о чём вы говорите. А вот вечером нынче в «Красный уголок» привезут кино про Чапаева, так и быть, сбегаете. Но чтоб потом сразу домой, никаких компаний. Ясно?» «Угу, ещё как ясно!» И подбодренные словами «директора» подростки весело двинулись ко двору».

Из книги сестер Деревских «Память о Маме»